Чувство на кончике жеста
Журнал «Страстной бульвар, 10» / 30 марта, 2021
Сергей Коробков. Лицо Арлекина: Повесть об артисте Евгении Князеве. — М.: Навона, 2021.
Сергей Коробков в предисловии к повести предупреждает читателя, что перед ним не актерская биография в привычном смысле, не хроника с обилием дат и документально выверенных фактов, он не прочитает здесь расшифровки интервью или обзор прессы о спектаклях. Жизнь непрерывна, ей чужда выхолощенная «объективность». Но читатель сможет посмотреть на любимого народного артиста Евгения Князева его же глазами, попытаться вжиться в его роли в предлагаемых обстоятельствах. «Лицо Арлекина» не творческий портрет артиста, разделенный на главы, а повесть о нем, фантазия, основанная на внутренне осознаваемой правде. Происходит психологизация реальности. И как не провести параллель с бисквитным печеньем Мадлен из романа Марселя Пруста «По направлению к Свану», благодаря которому разматывается клубок воспоминаний, стоит лишь окунуть печенье в липовый чай. Вновь оживает вереница образов, встреч, поэтических и прозаических строк… В богатом воображении артиста рождаются сцены из прожитого, сыгранного и даже из доселе несбывшегося.
Сергей Коробков мастерски реконструирует внутренний мир артиста, воспроизводит его мысли, чувства, поступки. Пишет легко, вдохновенно, уважительно.
Евгений Князев, протагонист, отправляется в увлекательное путешествие по собственной жизни, чтобы встретиться с удивительными людьми и попасть в нужные временные координаты. Театральное время условно, а значит, стрелки на циферблате могут идти, как им заблагорассудится. Артист становится проводником, он — кладезь знаний, чувств, колебаний, счастливых совпадений и поворотов судьбы, где прошлое сливается с настоящим и будущим. Он — носитель высокой поэзии. Перед нами его архив. Строки из Пушкина, Лермонтова, Евтушенко, Блока, Цветаевой вплетаются в жизнь, и рождается «Дом из стихов», осязаемый, спасающий от суеты мира. И другой дом, смолистой бревенчатой кладки, в Подмосковье — так же похож на своего хозяина. Непредсказуемый, но основательный. Человек должен быть подобен дереву, прорасти корнями. Его опора — жена Елена, дочки Саша и Ася, многочисленные питомцы, спасенные от голода и холода улиц.
Слышится созвучие тенора, баритона и баса из спектакля «Три возраста Казановы» и заповедь Е.Р. Симонова: «Романтический театр будет нужен всегда». 31 декабря 2000, спустя 15 лет после премьеры, лицо «запомнило» роль. На обложке лежащего рядом журнала лицо не только Князева, но и его персонажей — Казановы, Незнамова, Ларсена, Германна, Приоре… Новый век — новый бал.
В детстве он был счастливым обладателем филателистической коллекции. Особенно запомнилась мистификация XVIII века — полет Крякнутого на воздушном шаре. А жил ли Левша, или он, в свою очередь, плод фантазии Лескова? По утверждению писателя, «машины не благоприятствуют артистической удали». Юный Князев мечтает о Дедале с его восковыми крыльями, а сердце тянется к двум обжигающим солнцам — театральным софитам тульского ТЮЗа. Спектакль «Голубое и зеленое» (по рассказам Ю. Казакова) — о взрослении человеческой души, первой любви и стремлении к героизму, открытиям, когда каждый день — день борьбы и побед, а жизнь проходит так быстро. Ворочаясь ночью после спектакля, он решает поступать в театральный. Ему снится таинственная лошадь, шагающая за парнем, из стихотворения Давида Самойлова, вестница чуда. Главное — получить благословение родителей, а потом часами рассматривать фотокарточки любимых артистов — Ланового Василия Семеновича, Яковлева Юрия Васильевича, Гриценко Николая Олимпиевича, Ульянова Михаила Александровича, Борисовой Юлии Константиновны, Максаковой Людмилы Васильевны, Вертинской Анастасии Александровны, Чурсиной Людмилы Алексеевны. У каждого из них за плечами Московское Театральное училище имени Б.В. Щукина, большинство из них служит в Театре имени Евг. Вахтангова. Это знак, предзнаменование.
И вот старшеклассник Женя Князев оказывается в Москве на улице Вахтангова, 12-а, держит вступительные экзамены. Перед Лановым читает монолог Незнамова из «Без вины виноватые» А.Н. Островского. Сказали — надо подрасти и вернуться через год. Но через год он поступает в Тульский политехнический институт на факультет «Подъемно-транспортные машины и оборудование» — обещал родителям стать инженером, получить реальную профессию. Таблицы, графики, учебник по сопромату — четыре года учебы позади. Производственная практика в Ленинграде стала своего рода театрально-поэтической. Князев побывал в БДТ у Г.А. Товстоногова, в Театре им. Ленсовета у И.П. Владимирова, исходил весь центр города, воспетый великой русской литературой. Льнут друг к другу Холстомер с Вязопурихой, и строки Гете превращаются в звучащую музыку. Душа приоткрывается и готова взмыть во Вселенную.
Там же состоялась во многом судьбоносная беседа с Рубеном Сергеевичем Агамирзяном, главным режиссером Театра имени В.Ф. Комиссаржевской, заведующим кафедрой в ЛГИТМиКе, о разнице между трагическими актерами Мочаловым и Каратыгиным. Каратыгин брался за все роли, и во всех был одинаково хорош, но это происходило отнюдь не от всесторонности дарования. Тогда как Мочалов — талант самобытный, способный как на успех, так и на провалы. Каратыгин и Мочалов — чувство и рассудок, страсть и рациональность. Счастливцев и Несчастливцев.
Но дома родители вынесли свой вердикт — надо доучиться, а дальше — хоть в Ленинград, хоть в Москву. Спустя год в Министерстве образования СССР Князева отправляют по кабинетам, где он читает Пастернака, Кочеткова, Евтушенко, дабы доказать, что «государство может рассчитывать на нового Смоктуновского». Встречает неожиданное одобрение, навеянное вышедшей на экраны «Иронией судьбы» — «там еще Яковлев моется, и Ширвиндт с веником ходит».
И вот, наконец, в Институте на улице Вахтангова он запрыгнул в седло — на курс Людмилы Владимировны Ставской. Его «Поехали!» в Театре случилось в Томске, на гастролях, в 1982 году. Способного третьекурсника пригласил в труппу главный режиссер Вахтанговского театра Евгений Рубенович Симонов, человек, влюбленный в жизнь, рыцарь поэтического театра. Смущение новобранца, бегающего в массовке спектакля «Фронт», сменилось горечью последующего фиаско. Казалось бы, первая роль со словами в «Мистерии-буфф», нужно ввестись буквально за день. Небывалая удача для начинающего артиста. И вот, выйдя на сцену, Князев забывает слова, в репетиционном зале было все иначе. Голову окутал туман. Первый выговор, угроза отстранения от роли. Но, к счастью, заступился Владимир Владимирович Иванов, дали второй шанс. Евгений Князев смиренно попросил прощения у вахтанговцев, у публики. Как важно уметь благодарить и просить прощение.
В окно вновь стучатся воспоминания — в 1993-м проходят репетиции «Без вины виноватые» с великим Петром Наумовичем Фоменко, слышится его голос, рассказывающий о «Новой мистерии-буфф» на излете Оттепели с финалом из Евангелия от Матфея. Незнамов Князева — романтический герой XIX века, который всем своим существом требует: «Не жалейте меня». Фоменко поставил спектакль об искусстве, которое рождается из трагедии, из страсти, «четвертая стена» рушится, и весь мир становится театром. У Фоменко с вахтанговцами получился настоящий театральный роман. С Евгением Богратионовичем его роднит понимание театра как игры и как философии. А еще он — музыкант, который умеет доводить до неземного совершенства партитуру спектакля. Именно он зародил в Князеве любовь к эпизодам, как случилось в спектакле «Дело». В труппе, где работают Ульянов, Яковлев, Лановой, как мудро заметила педагог Людмила Владимировна, не могут сразу все поднести на блюдечке. «Умей нести свой крест и веруй», — призывает Нина Заречная — чеховская Чайка.
Князев с нежностью вспоминает о своем замечательном сокурснике Жене Дворжецком, как ходил к нему в гости в дом с изразцами на Сухаревке, после — стал свидетелем на его свадьбе с Ниной, вместе, уже семейные люди, они ездили в Рузу, в дом творчества. Перед глазами стоят студенческие выступления по городам и весям. Веселое было время, беззаботное.
Но еще в институте Евгений Князев хочет хотя бы немного приоткрыть завесу тайны феномена Вахтангова. Он читает, ищет, пробует и, в конце концов, интуитивно приходит к пониманию, что вахтанговское — это «чувство на кончике жеста». Нечто хрупкое, и оттого особенно ценное.
К девяностолетию театра художественный руководитель Римас Туминас ставит «Пристань», мессу в храме, в память о строителях театра, в честь их последователей, мессу для прихожан-зрителей. Приношение выдающимся вахтанговцам, которые получили возможность выбрать любую из калейдоскопа несыгранных ранее, но столь желанных ролей. Князев — Доменико Сориано, а Ирина Купченко — Филумена. Как не вспомнить великолепное партнерство Рубена Николаевича Симонова и Цецелии Львовны Мансуровой. Идет напряженная работа над рисунком роли. В мемуарах С.В. Гиацинтовой Князев находит такие строки — в этюде нужно сделать что-то опрометчивое, с бухты-барахты. Театр для Князева — пристань, берег, к которому пришвартовался его корабль. Также и институт. Вахтангов начал работать над «Турандот» в конце 1920 года, когда только отгремела гражданская война, повсюду царили голод, нищета. А на сцене — фраки, дамские вечерние туалеты, шутки. И как это было современно!
Владимир Абрамович Этуш решает передать бразды правления институтом Евгению Владимировичу Князеву, проверяет, какой он капитан. Получился маленький спектакль двух вахтанговцев. Впереди — капремонт и реконструкция, но прерывать учебный процесса никак нельзя. Как бы ни было в иные моменты тяжело, театр и студенты вызывают ощущения праздника.
В 2003 году Князевы всей семьей отправляются на Авиньонский театральный фестиваль. Евгений Владимирович ввелся в спектакль пермского ТЮЗа «Шесть персонажей в поисках автора» Л. Пиранделло в постановке Михаила Скоморохова, сыграл в Перми, потом в Авиньоне. Сразу же согласился на главную роль в спектакле «Берлиоз. Фантастическая симфония». Для всех четверых поездка во Францию — потрясающий опыт. Жена Елена Александровна Дунаева заканчивала тогда докторскую диссертацию о театре Мольера, а на фестивале осуществила синхронный перевод спектакля на французский язык. Теперь профессор Дунаева заведует кафедрой искусствоведения Высшего Театрального института имени Бориса Щукина. Дочь Ася, разумеется, и не догадывалась, что через семнадцать лет поставит «Волшебный театр Андерсена» на Вахтанговской сцене — детский сон взрослой девушки во всех смыслах. У нее — все впереди. История только начинается.
А еще у них в семье все владеют несколькими иностранными языками. Да так, что Ася стала переводчиком приехавшего в Москву итальянского режиссера Луки де Фуско, который поставил в Театре им. Евг. Вахтангова пьесу своего великого соотечественника Эдуардо де Филиппо «Суббота, воскресенье, понедельник» о неаполитанской семье, напоминающей театральную труппу со всеми ее страстями, раздорами и радостными примирениями. Волею случая она сыграла дочь Пеппино-Князева и Розы-Купченко. Идет по стопам отца, через тернии.
Старшая, Саша, теперь Александра Евгеньевна, уже давно дебютировала на режиссерском поприще в кино, кандидат наук, руководит продюсерским факультетом ГИТИСа. Князев, счастливый отец, снялся в одном из ее короткометражных фильмов, который был отмечен критиками в Лондоне.
Пролистываются страницы из жизни. Газета «Вахтанговец» за 2014 год посвящена юбилею Школы, нынешнего Института, это тоже его детище. И ему есть чем и кем гордиться. Минул целый век с того дня, как Евгений Богратионович прочитал студийцам первую лекцию о системе К.С. Станиславского и обратился к ним в послании: «Дорогие мои! Если бы вы знали, как вы богаты. Если б вы знали, каким счастьем в жизни вы обладаете». И горько добавил в конце: «Мы молоды и не умеем считать дней». Как хорошо он, Евгений Князев, это понимает сейчас. И в зеркале отражается уже не пушкинский Германн, а лермонтовский Арбенин, который в спектакле Туминаса раздавлен веком, измят жизнью. Этот мрачный человек тщетно бросает вызов небесам.
Жарким летом 2016 года в амфитеатре Эпидавра на 14 тысяч мест вахтанговцы играют «Царя Эдипа» Софокла в постановке Римаса Туминаса, где Князев — слепой провидец Тиресий. Артистам Театра им. Евг. Вахтангова — Максаковой, Добронравову, Князеву, Трамову открываются врата Античности, а с ними и таинства театра, нерушимая связь времен. Как в кино «Вольф Мессинг: видевший сквозь время» его герой получает особый дар заглядывать за пределы видимого и осязаемого.
Сколько переулков старой Москвы было исхожено, сколько знаковых встреч было, и еще будет! Художественное родство возникло с Сергеем Юрьевичем Юрским на репетициях «Провокации». Как точно он назвал вступившее в свою силу столетие и тысячелетие временем умирания театра — как носителя слова и места актерского перевоплощения через авторские тексты. Но меняться и менять жизнь доступно каждому мыслящему человеку любой эпохи. Важно найти путь к состраданию, сопереживанию. Князевский молочник Тевье в ленте В. Лерта «Мир вашему дому!» и Шмуле-Сендер Лазарек в спектакле «Улыбнись нам, Господи» люди переживающие, неравнодушные. И даже антиподы Абель Знорко и Эрик Ларсен в спектакле «Посвящения Еве» притягиваются друг к другу. Значит, любое движение должно быть навстречу. И тогда корабль — плывет.
На обложке книги Сергея Коробкова портрет Евгения Князева в роли Германна из «Пиковой дамы» Фоменко кисти художника И. Комова. По своей погруженности во внутренний мир через пластику портрет напоминает работы Фалька, виртуозно «пишущего людей». Кажется, что «лицо Арлекина» сейчас перевоплотится, наденет другую маску, и в зеркале отразится кто-то иной. Лицо «запомнило» все сыгранные роли, но новое чувство уже повисло на кончике жеста.
Омеличкина Елена
